Е.А. Сосновская

г. Новосибирск

СИНТО – ДУХОВНОЕ ОСНОВАНИЕ ЯПОНСКОЙ ЭТИКИ

Синто (яп. путь богов) или синтоизм – традиционная национальная религия японцев. Возникает на основе анимистических культов, обожествляя мир природы, населяет его многочисленными богами и духами – ками, невидимыми и потому неизображаемыми. Синто представляет собой довольно сложное явление. Если взглянуть на него в исторической перспективе, то, конечно, в зависимости от эпох, различия довольно существенны. Свои особенности в интерпретации синто есть у каждого храма и исследователя. Кроме того, следует различать «народное» и «храмовое» синто, например, от «государственного синто», используемого в качестве государственной идеологии и т.д. Однако существуют некие общепринятые толкования, подходы и принципы на которые мы и будем опираться.

В нашем понимании, синто будет рассматриваться как некий единый комплекс идей и представлений, что позволяет говорить о синто как о «глубинной структуре», сохраняющей свою устойчивость и относительную неизменность на протяжении веков1. Попытаемся рассмотреть, каким образом синто ориентирует человека на моральное существование, на нравственный поиск.

Исследуя синто, мы не будем стремиться найти глубоких философских взглядов или чётко оговоренной системы моральных установок. Это не возможно, ибо их там нет (в сугубо европейском понимании). Японский тип мышления это крайне специфический, иной тип мышления, нежели европейский или русский, поэтому синто не возможно понять как идею, поскольку как идея в чистом виде оно практически не выражено. Этические установки же чаще всего представлены эксплицитно, через поведение, через отношение к той или иной ситуации, через отбор фиксируемых фактов в литературе и т.п. Это характерно для всей японской традиции, поэтому главным становится не понять, узнать, а почувствовать, достичь высшего понимания путём опосредованного знания.

Тем не менее, на наш взгляд, именно синто следует рассматривать в качестве той «глубинной структуры», той духовно – нравственной основы, на которой будет выстраиваться вся система этических представлений японцев или если говорить более широко – строиться существование всего японского общества.

Для японцев синто – это, пожалуй, даже не религия, а сама жизнь, весь окружающий физический мир и вся божественная глубина непостижимого сакрального мира. В частности, настоятель синтоистского храма Минору Сонода пишет: «Это – более широкое явление японской духовной культуры …, следование которому передавалось японцами из поколения в поколение как естественный для человека образ жизни, не доходящий до потребности в том индивидуальном самосознании, которое называется верой. Выражая ту же мысль иначе, можно вероятно, сказать, что синто – это парадигма духовной жизни, составляющая общее достояние японцев»2. Действительно, в понимании японцев, это естественный и гармоничный порядок всего сущего, это естественный природный путь, существующий с незапамятных времён, которым должен следовать каждый рождённый в этой стране. Как пишет в своём исследовании Э.В. Молодякова, вся история страны, так или иначе, связанна с синто, поскольку оно ядро культуры. Без него японец – не японец, а Япония – не Япония. Синто даёт возможность каждому японцу осознать свою национальную самоидентификацию3.

«Божественное» происхождение японской нации

Остановимся более подробно на том, что собственно собой представляют традиционные религиозные представления японцев. История появления божеств, создания мира и японских островов подробно изложена в древнейших дошедших до нас записях летописно-мифологических сводов «Кодзики» («Записи о деяниях древности», 712 г.) и «Нихон сёки» («Анналы Японии», 720 г.).

Согласно представлениям древних японцев, мир был разделён на Страну мрака или Страну корней, которая находилась внизу, Срединную Страну Тростниковых Долин, где живут люди и Равнину Высокого Неба, где обитают боги. Существенных различий в описании этих трёх миров практически нет. На Равнине Высокого Неба появляются первые пять божеств, роль их остаётся неясной, поскольку они тут же «скрывают себя», но именно они считаются первотворцами и официально именуются «особыми богами Небесной Заводи» 4.

Дальнейшее описание сосредотачивается на божественной чете Идзанаги и Идзанами, усилиями, которых и были созданы японские острова и рождено множество божеств. Наиболее важными и почитаемыми божествами считается богиня солнца Аматэрасу, которая появилась при омовении левого глаза бога Идзанаги. Ей была передана в управление Высокая Равнина Неба. И бог ветра Сусаноо, которому поручаются океанские просторы. Однако за свой буйный характер Сусаноо был изгнан божествами с неба и оказался в местности Идзумо, где и станет прародителем земных божеств. А для управления землёй, так называемой Срединной Страной Тростниковых Долин, Аматэрасу пошлёт своего внука Ниниги, который и станет первым императором Японии.

Конечно, это крайне сжатое изложение мифологических представлений японцев, но оно чётко показывает основную идею, стоящую перед составителями сводов – подкрепление на сакральном уровне власти императора, как прямого потомка богов. Для нас интересна другая сторона данного повествования.

Будучи в ссылке на земле бог Сусаноо совершает героические поступки и рождает разнообразных земных божеств, которые и являются предками живущих на японских островах людей. И хотя в отличие от императора, ведущего своё начало от небесных божеств, люди – это потомки более низких в божественной иерархии земных божеств, тем не менее, в отличие от всех остальных религиозных учений, люди были не сотворены богами, а рождены богами, и это очень важное отличие. Так как оно, не только снимает противопоставление между богами и людьми, но и обеспечивает прямую наследственность, прямой духовный контакт с сакральным миром каждому японцу.

Как пишет Оно Мотонори, «…Все люди рождены от богов. Следовательно, они – дети богов. Любой из детей богов, рождённый от богов, воспринял «божественную святость» 5. Конечно, данное положение о «божественной сущности» и исключительности японской нации было слишком соблазнительным, чтобы не воспользоваться им в идеологических целях, что неоднократно происходило в японской истории. Наиболее яркий пример - расцвет национализма в предвоенные и 40-ые годы прошлого столетия в Японии, когда этот сюжет активно использовался для пропаганды исключительности японской нации.

Но задумайтесь, какое влияние на сознание человека должен был оказывать тот факт, что он, даже не создан по образу и подобию Бога, а сам есть потомок и приемник божественного! При этом синтоизм, как духовное, религиозное сознание присутствовало и присутствует в повседневной жизни японцев на протяжении всей истории Японии, беспрерывно, столетиями закрепляя данное положение.

Хотим ещё раз подчеркнуть, что этот духовный момент крайне важен для самосознания японской нации вообще и для японского этоса в частности. Прямая сопричастность с сакральным, исключительность происхождения непосредственно с небес будут формировать установку на высоконравственное существование человека.

Культ предков. Боги и люди

Центральное место в японской традиции будет занимать культ предков. Уважение к старшим, ответственность, доброта, терпимость, чувство солидарности, неконфликтность, вежливость во взаимоотношениях - именно синтоизм заложит этические основу и задаст в целом нравственный тон всей японской культуре на последующие века. Нравственное поведение станет нормой для повседневной жизни, но при этом японец не только следует внешним этическим нормам, а предпочтёт их глубокое принятие и осмысление.

Как это не парадоксально звучит, человек в японской традиции – это чуть больше, чем человек. Он, как уже говорилось выше, не просто, пусть очень дальний, но потомок какого-либо божества, он в перспективе, после смерти сам также станет божеством – духом покровителем своей семьи. Он есть как бы точка соприкосновения прошлого и будущего, не только в физическом, но и в сакральном выражении. Отсюда так характерное для Японии совершенно искреннее уважение и почитание пожилых людей, и просто старших.

Исходя из выше изложенного, можно предположить, что в самосознании японца действительно никогда не было, да, наверное, и не существует чёткой границы между сакральным и земным. «Синто не проводит разделение на две жизни – сакральную и профанную, оно стоит на монистической позиции, согласно которой сакральность - истинный облик жизни»6. Существует лишь большая или меньшая степень сакрального. Как уже говорилось выше, боги – это предки ныне существующих людей, соответственно умершие также со временем приравниваются к богам. А в более позднем синтоизме оформляется комплекс идей кокутай (буквально – тело государства), согласно основному положению которого, небесные боги до сих пор продолжают жить во всех японцах и действовать через них, а император – это, по существу, живой бог.

Японский этос весь наполнен духами предков и различными божествами, которые постоянно присутствуют рядом с человеком. Поэтому действительно, «истинный облик жизни» - это неявленная сакральность окружающего мира. Это сложно понять, особенно человеку нерелигиозному, но в японской синтоистской традиции нет разделения, а тем более противопоставления мира реального, земного и мира божественного. Есть единый мир вокруг, который в силу вездесущего присутствия божественного сакрален. Поэтому к богам, особенно – богам местности, относятся, как к уважаемым членам коллектива, чтобы боги не сердились им часто приносят нехитрые дары, кормят, поят, устраивают для них праздники - мацури. Считается, что во время праздников души предков спускаются на землю, чтобы повеселиться вместе со всеми живыми. Это скорее именно совместное проживание, а не подобострастное преклонение.

Под влиянием подобных представлений об окружающем мире у японцев сложилось и особое представление о семье. Японская семья, как пишет американский исследователь Х. Байрон Эрхарт, «…состоит не только из живущих людей, но также из умерших предков и ещё из не рожденных потомков… Мир предков определяется своим взаимодействием с потомками, которые относятся к ним с искренним благочестием, в ответ на что предки даруют потомкам жизнь и благодать» 7. Такое расширенное понимание семьи, со множеством прямых и косвенных родственных связей, позволяет рассматривать весь японский этос, в конечном итоге, как одну большую семью. При этом чувство, которые испытывает японец к своей стране, как подмечает Л. Хэрн, «гораздо глубже того, что именуется у нас патриотизмом»8. Именно отсюда берёт своё начало, так удивляющая европейцев, сплочённость японцев и в праздники, и во время бедствий, которая часто неверно трактуется как подавление общественной необходимостью личной индивидуальности.

Но, как отмечают японские исследователи, процесс гармоничного взаимодействия божеств и людей, не является односторонним процессом бесконечного почитания и ублажения божеств человеком. Божества также «заинтересованы» во взаимном общении. В частности, Минору Сонода отмечает, что когда живущие почитают и утешают души умерших предков в случаях упадка душевных сил, они тем самым восстанавливают и приумножают запасы жизненной энергии друг друга9. При этом происходит именно взаимное обогащение содержания жизни.

Весь японский социум это действительно некий единый мир, в котором тесно переплелись земное и сакральное, которое перетекает одно в другое. Объединение множества единиц происходить не только здесь и сейчас, но и в синхронном, вневременном континууме.

Помимо духов предков, согласно представлениям древних японцев, весь окружающий мир населён, богами – ками. Все окружающие предметы, растения, животные, явления природы, всё, что мог наблюдать человек, имеет свою душу, своего ками. Японским божествам свойственны все эмоции человека, они гневливы и вспыльчивы. Соответственно человек должен придерживаться моральных установок не столько из страха наказания перед богами, сколько из чувства ответственности за сохранение гармонии в отношениях социума с окружающим миром.

Боги присутствуют не только в предметах, но и в делах, помыслах, словах. «Хотя ни предки, ни боги, разумеется, невидимы, существование каждого из них воспринимается как олицетворение общей одухотворённости»10. Именно эта одухотворённость и будет поддерживать индивидуальные жизни. Всё вокруг одухотворенно, проникнуто божественной сущностью, всё объединено в единый космос. В дзен буддизме существует похожее представление о том, что во всём сущем заключён «буддийский нрав». Это известная формула, - «всё в одном, одно во всём».

Настоятель синтоистского храма Титибу Минору Сонода указывает, что именно эту одухотворённость и стоит рассматривать как ту субстанцию, что привносит в жизнь людей смысл, оказывает умиротворяющее воздействие и образует устои жизни. На наш взгляд, он очень точно подмечает суть японского этоса, когда «люди, собираясь, не просто создают общество, а устанавливают между собой духовные связи, связи с глубиной сущностью этого самого общества как зоны их совместного проживания»11.

Вера в одухотворённость, в тесную онтологическую связь всего окружающего мира, выльется в трепетное отношение к природе. А в силу наличия во всём божественного духа, мир как бы оживает, наполняется смыслом и ценностным содержанием.

Чувство благодарности

Духовная связь с прошлым, поддерживаемая через почитание и умиротворение душ умерших предков и ками, будет тесно связанна с чувством благодарности прошлому, которое занимает видное место среди нравственных чувств синтоизма. По мнению Л. Хэрн, чувство благодарности у японцев – «… самое глубокое и мощное расовое чувство, то самое, которое преимущественно руководило национальной жизнью и содействовало развитию национального характера. Патриотизм принадлежит этому. Почтительность к родителям и старшим родственникам основывается на этом. Любовь к семье корениться в этом. Преданность на этом базируется»12. По сути, почитание предков – это и есть выражение глубокой благодарности, за всё наследие, как материальное, так и духовное, которое получает человек. Это – моральное признание долга перед прошлым. Недаром в ежедневной молитве синтоист произносит следующие слова: «Вы праотцы наших поколений, наших родов, наших семей – вам, создателям нашего семейного очага, возносим мы нашу радостную благодарность!».

Чувство благодарности синтоист испытывает не только по отношению к предкам, к прошлому, но и к окружающей природе, людям и даже к орудиям труда, ко всему что даёт ему возможность жить и наслаждаться миром. Это глубокое животворное религиозное чувство, выражающее уважение, признательность и любовь.

Благодарность – очень тонкое и глубокое этическое понятие. Развитие этой категории будет проходить в рамках конфуцианского понятия «дзин» - человечность, милосердие. А более полное выражение и применение как практическая моральная установка, получит, в сформированном под влиянием буддизма моральном принципе «Он», которое, как и в синтоизме, будет трактоваться как чувство взаимной обязанности, любви и благодарности. Именно в соответствии с принципом «Он» до сих пор строятся межличностные отношения в японском обществе. В частности все отношения вертикального характера: младший - старший; начальник - подчинённый. Когда старшие должны заботиться о младших, а младшие почитать и быть благодарными.

Конечно, сложно сказать в какой мере сохранилось подобное восприятие мира у современных японцев, но, несомненно, на уровне поведенческих установок, на уровне религиозного сознания это имеет силу до сих пор. Поскольку, как сказал на одной из своих лекций Ерёмин В.Н., современная жизнь не освобождает от веры в религию, а скорее обращает к ней13. Это и потребность в духовной силе для противостояния житейским трудностям, и необходимость наличия ориентиров в поиске выхода из лабиринта миропонимания современного мира. Особый тип нравственности, которому будет характерна духовная связь поколений, трепетное отношение к предкам, особое восприятие семьи и социума позволил японскому обществу не только сохранить свои корни и традиции, но и обеспечил стабильность, незыблемость основ общества в самые критические периоды истории Японии.

«Жить со всеми и для всех»

Особый тип нравственного сознания японского этоса, особое восприятие окружающего мира, как единого космоса, где признаётся неразрывная связь человека и природы, особое отношение к своему прошлому наследию, к предкам, перекликается с идеями русского космизма, и в частности с философией общего дела русского мыслителя Николая Фёдоровича Федорова. Удивительно, но чем внимательнее мы вглядываемся в японскую культуру, тем больше обнаруживаем сходства, чем различий. Конечно, Фёдоров был, прежде всего, мыслителем религиозным, и все его надежды, связанные с будущим человечества, были обращены к христианской вере, которую он представляет как веру живую, «в деле выражающуюся», но некоторые параллели его нравственных идей и основных установок японского общества напрашиваются сами собой.

Фёдоров, размышляя о путях преодоления кризиса общества, кризиса сознания, который ясно обозначился в конце 19- начале 20 веков, выдвигает идею о преодолении хаоса, розни, неродственного состояния людей, смерти через всеобщее воскрешение и совместное действие человечества в обуздании стихийных сил природы. Причину болезни современного ему общества Фёдоров видел в разрыве духовной связи, в забвении чувства родства, в замыкании каждого в самом себе, что и привело к поглощению одного другим, к тотальному распаду.

Главной же чертой нравственного сознания для Н.Ф.Фёдорова является долг перед родителями, любовь к давшим жизнь, заставляющая сынов быть воскресителями. В своей работе «Супраморализм, или всеобщий синтез» он пишет: «Супраморализм – это долг к отцам-предкам, воскрешение, как самая высшая и безусловно всеобщая нравственность, нравственность естественная для разумных и чувствующих существ, от исполнения которой, т.е. от долга воскрешения, зависит судьба человеческого рода»14. Быть человеком для Фёдорова значит «быть сыном». А основной задачей сынов-воскресителей Фёдоров видит в искуплении долга перед родителями, воскрешение всех живших на земле и воссоздание полноты бытия. «Воскрешение, будучи противоположно прогрессу, как сознание превосходства младшего над старшим, как вытеснению младшими старших, требует такого воспитания, которое не вооружало бы сынов против отцов, требует воспитания, … которое было бы взаимным возвращением сердец отцов и сынов друг другу»15.

Похожие требования предъявляет к человеку и японская духовная традиция. Признания долга перед предками, почитание и уважение старших, исполнение сыновнего долга, являются одними из самых значимых установок японского этоса. А предложенная Фёдоровым этическая формула для жизни, на наш взгляд, совпадает с основным принципом существования японского этоса. В своей статье «Вопрос о братстве или родстве и о причинах небратского, неродственного, т.е. немирного состояния мира и средствах к восстановлению родства», он не однократно писал, что жить нужно не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а со всеми и для всех.

Жизнь со всеми и для всех, когда прошлое воскрешается в живой памяти народа, когда предки постоянно присутствуют рядом и принимают участие в делах живых, когда человек строит своё существование в гармонии с окружающей природой. Все эти основные характеристики японского этоса практически полностью соответствуют тем идеям, которые излагает в своём «проекте» Н.Ф.Фёдоров. Пусть не такое масштабное, пусть в другой духовной традиции, но опыт японской культуры, позволяет нам наблюдать некое реальное воплощение духовных исканий русского мыслителя.

Мы уже говорили в нашей работе о практической направленности японского образа мышления, склонности не к слову, а к делу. Поэтому Фёдоров близок японской культуре и тем, что призывал не морализировать, а переживать общее как личное, чтобы ты не делал, так как участвуешь в «общем деле» или как разрушитель, или как созидатель. Если же человек почувствует себя участником общего дела, то направится к вечному Добру, к живой Истине. Смысл жизни для Фёдорова – участие в «общем деле», которому мешает разрыв Небесного и Земного, божественного и человеческого16.

Размышляя над возможностями и путями развития человечества, Фёдоров создаёт «проект мироустройства», который, по его мнению, даст шанс обществу выжить и победить бедность, распад, смерть. Идеи Фёдорова легли в основу особого направления русской философии – «русского космизма», оказали влияние на философию Вл.Соловьёва, Л.Толстого, Н.Бердяева и других русских мыслителей. Как пишет Т.П.Григорьева, мысли Федорова оказались ближе японцам, чем русским. В России национальное сознание не было готово к его идеям. В отличии от рациональности и экстравертности европейского ума, русскую культуру роднят с японской такие общие черты как созерцательность, интуиция, мечтательность. Как верно подмечает Т.П.Григорьева, и нам, и японцам присуща тоска по идеалу: увидеть то, что лежит за видимым, за поверхностью явлений – глубинную связь17. Возможно, этим объяснятся и любовь японцев к русской литературе и схожесть взглядов на жизнь.

Несмотря на контраст в образе жизни, в житейском мышлении, схожесть глубинных оснований структур японской и русской культуры, на наш взгляд, очевидна. Японская культура, так же как и русская духовная традиция, силу общества ищет в духовном единстве, в соборности. И здесь можно провести параллель между русской идеей соборности и основными духовными установками японского этоса, которые были сформированы под влиянием синто и культа предков. На наш взгляд, суть этих явлений не столь уж отлична.

Как был прав и прозорлив русский мыслитель Н.Ф.Фёдоров в своих размышлениях о путях дальнейшего развития общества и человека! Японское общество, на своём примере доказало, что именно духовное единство нации, деятельное единство, прочная связь со своими корнями обеспечивает обществу стабильность и устойчивость в любых ситуациях.

Моральные установки синто

Какие же конкретно моральные требования рассматриваются синтоистской традицией как наиболее важные, значимые? Синто, особенно раннее, древнее синто не предъявляет какой-либо чёткой системы моральных ценностей. При этом мораль для японцев – особый тип освоения мира, причём именно духовно- практический способ освоения мира. На наш взгляд, эта особая роль морали будет характерна для всех духовных составляющих японской культуры. И всё же, когда говорится о том, что в синто нет конкретных моральных предписаний, то, на наш взгляд, имеется в виду, отсутствие, прежде всего, письменно зафиксированных моральных норм. Связанно это с тем, что на ранних периодах истории, для человека, то, что естественно, что, само собой разумеется, то чаще всего не требовало жесткой фиксации. По сути дела, это как окружающий нас воздух. Мы им дышим, не можем без него обойтись, но мы его не замечаем. Кроме того, синтоизм достаточно долгое время не обладал развитой письменной традицией. Однако все регламентации поведения человека, несомненно, в той или иной форме существовали в форме обычного права.

Но и в дальнейшем, отмечает в своём исследовании японских письменных текстов А.Н.Мещеряков, «особенность нормативных текстов синтоизма будет состоять в том, что следование им предполагает не бесконечное приближение к бесконечно удаляющемуся этическому эталону (что свойственно для буддийской «учительской» традиции), а их буквальный перенос в сферу ритуальной практики» 18.

Жизненно-практическая ориентированность японской культуры выразилась, в том числе и в отсутствии абстрактных моральных понятий. Но, как пишет американский исследователь японской культуры Дж.Б.Сэнсом, «хотя в древней религии японцев почти полностью отсутствуют абстрактные идеи морали. Она порицает как грехи только такие действия и ситуации, которые наглядны или вызывают немедленной отвращение. Но именно из концепции древней морали в позднейшее время вырастает весь комплекс религиозной и общественной организации, видоизменяющей и приспосабливающий к своим целям даже китайскую философию и доктрины буддизма» 19.

Если всё же попытаться выделить исходные моральные установления синто, то, как предлагает А.А. Накорчевский, следует мыслить самыми очевидными и наглядными образами так, как это делали древние японцы. И мы полностью согласны с учёным, в том, что именно в самых простых противопоставлениях, таких как свет-тьма, здоровье-болезнь, жизнь-смерть, чистота-грязь и т.д., и будет заключён ключ к пониманию структуры морального сознания японцев. При этом эти оценочные пары могут, пересекаясь в чём-то противоречить выработанным позже моральным кодам. Накорчевский очень точно подмечает, что «эти самые простые противопоставления и их оценка со знаком плюс или минус продолжают и поныне сосуществовать с более утонченными, выработанными или заимствованными моральными суждениями. Особенно это касается пар «чистота-грязь» и «прямость-кривость», к которым с одной стороны, можно свести все другие «грубые» противопоставления, а с другой – именно эти пары понятий лежат в основе всех последующих более «тонких» морально-этических норм, которые сложились в этой стране или были приняты в качестве своих»20.

Как признаёт ряд авторов, исследующих культуру Японии, основными требованиями которые предъявляет синто, будет требование чистоты и следование естественному порядку вещей. В частности В.А. Пронников и И.Д. Ладанов в своей монографии пишут: «В синтоизме нет других заповедей, кроме общежитейских предписаний соблюдать чистоту и придерживаться естественного порядка вещей»21. При этом в рамках синто практически не проводилось различия между чистотой физической и духовной. Рассмотрим подробнее эти два исходных моральных установления синто.

Чистота - харэ

Итак, требование чистоты во всех проявлениях, и как чистоты физической и как чистоты помыслов, станет основной идеей синтоизма. Отпечаток этого требования в японской культуре можно найти повсеместно. Порой действительно удивляет, до каких пределов может доходить аккуратность и чистоплотность японцев в быту. Это и особое, священное отношение к белому цвету, как символу чистоты и т.д. Конечно, на начальных этапах синтоизма в требовании чистоты превалировал момент физической чистоты. А именно перед всеми значимыми обрядами, перед общением с богами требовалось обязательное очищение, омовение - мисоги, которое заключалось в смывании с себя грязи. Перед всеми синтоистскими храмами до сих пор стоит небольшой колодец или ёмкость с проточной водой, в которой необходимо, перед тем как зайти в храм и обратиться к богам, вымыть руки и прополоскать рот.

Все основные категории и понятия синто будут вытекать, либо находиться в тесной взаимосвязи с требованием соблюдения чистоты. Сильнейшим загрязнением – кэгарэ считались загрязнения связанные со смертью и кровью. Поэтому в последствии все обряды похоронного цикла возьмет на себя буддизм, так как синтоистские священники частенько отказывались участвовать в похоронных церемониях. В целом, загрязнённость – кэгарэ будет трактоваться как нарушение гармонии и порядка. Загрязнение, скверну – кэгарэ необходимо обязательно смывать или очищать, иначе она будет порождать искривление, искажение – магаси, которое надо выпрямлять, исправлять различными очистительными обрядами – наору.

В значении нарушение нормы наряду с кэгарэ употребляется и понятие цуми, которое чаще всего переводится как грех, вина. Но именно в синтоистской традиции наиболее адекватным, на наш взгляд, будет рассмотрение этого понятия всё же в значении – «нарушение». Кэгарэ обозначает индивидуальную личную загрязнённость, а к категории цуми относятся опасные деяния, оказывающие влияние на всё общество в целом. Источник цуми находится не в самом человеке, а во внешнем мире. Цуми – одна из наиболее сложных и неоднозначных категорий, так как своё начало она берёт в синтоистской традиции, а попытки истолкования и оформления как моральной категории будут осуществляться непосредственно через буддизм. В синтоистском истолковании цуми – это загрязнение, либо загромождение души, сердца, часто по причине отступления от естественного Пути. В буддизме акцент будет смещён на переживание после свершения нарушения и на «искуплении», которое по форме и этическому содержанию ближе к наказанию.

Все перечисленные выше понятия являются ключевыми для синтоистской традиции. А «очищение», или «исправление», составляет и поныне суть всей синтоистской обрядности, которая является зримым воплощением синтоистского мироощущения22.

Но чем ближе в рассмотрении синто мы будем подходить к нашему времени, тем больше будет смещаться акцент на внутреннее духовное состояние очищающегося. Хотя и под влиянием других идейных традиций, но в синтоизме также происходит постепенное формирование понятия «этического греха» как отличного от «морального зла». Однако до полного разделения духовного и материального в синтоизме дело так и не дошло. И как справедливо замечает А.А. Накорчевский, ни одно из этих толкований не стало каноничным для синто в целом. Поэтому в поисках смысловых основ синто мы должны возвратиться к его самым давним истокам, где чисто этический смысл этих понятий оказывается размыт и затушеван23.

Чистота всегда будет рассматриваться в синтоистской традиции как одна из основных добродетелей. Требование быть «сердцем светлым, чистым, прямым, истинным» 24, которое мы встречаем в указе при восшествии на престол императора Мому (683-707гг.), пожалуй, можно рассматривать как первое зафиксированное описание нравственного образца поведения. Оборот речи «сердцем светлым, чистым, прямым, истинным» встречается в самых различных древних источниках и является некой устойчивой формулой, выражающей высшую степень добродетельности. Но осмысление, более полное истолкование и развитие основных понятий синтоизма будет проходить гораздо позже, в период расцвета идейного течения именуемого кокугаку - «школа национальных наук».

«Школа национальных наук» возникает в общественной мысли Японии на рубеже 17-18 века. В период, когда в процессе самоидентификации нации, возникает необходимость выделения чётких оснований для самосознания и самоутверждения японской нации, японская мысль будет искать свои корни именно в синто. Представители этой школы заявили о необходимости изучения своего уникального исторического наследия, отвергая при этом «всё китайское». Воссоздание и следование естественному, японскому пути и концепция «истинного сердца» станут ключевыми проблемами религиозно-философского аспекта данного идейного направления.

Следование естественному пути

Помимо необходимости соблюдать чистоту, как физическую, так и нравственную в синтоизме можно выделить ещё одно пожелание нравственного порядка – следовать воле богов или естественному порядку вещей. На наш взгляд, эти две установки синто находятся в тесной взаимосвязи, так как следование естественному порядку вещей подразумевало соблюдение чистоты и в целом рассматривалось как нравственный способ бытия. Попытаемся разобраться, что для японской традиции означало следовать естественному порядку вещей.

При отсутствии в синто чётких заповедей, запретов и установлений, существуют лишь, как отмечает А.А. Накорчевский, общие пожелания жить «по совести», то есть быть открытым, честным, прямодушным, справедливым. Пожелание следовать воле богов- каннагаре, т.е. поступать так, чтобы ками были довольны, выполняет в синто роль единственного положительного морального требования25.

Действительно, необходимость следования естественному порядку вещей, как положительная оценка поведения, упоминается в древних письменных источниках Японии достаточно рано. Осознанно к этому вопросу, пытаясь понять суть этого понятия, как значимого, исконно японского явления, обращается в своих работах яркий представитель школы национальных наук, религиозный деятель Мотоори Норинага (1730 - 1801).

Норинага не только стремился воссоздать синто как единую религиозную систему, но и изучая древние синтоистские тексты, пытаясь вычленить особенности японского национального характера. С точки зрения Норинага, японцам присуще естественное знание норм поведения. Идею «естественной моральности» японцев впервые выдвинул Камо Мобути. Мотоори Норинага сумел развить идеи своего предшественника и учителя. В своих сочинениях он писал: «…все люди от рождения наделены способностью действовать и исполнять свои обязанности в определённых пределах. То, что надлежит делать в предписанных пределах, он может осуществлять без наставлений и поучений»26. То есть, согласно Норинага, добродетельное поведение было заложено в самой природе японца, что и является сущностью «истинного, японского сердца». Все моральные обязательства человеку японской традиции хорошо известны с самого рождения, без каких либо специальных наставлений, а лучшее мерило каждому поступку - «истинное сердце», поэтому японцу достаточно лишь поступать в соответствии со своими чувствами, а в сложных ситуациях сверяться со своим сердцем.

Что касается естественного пути, Норинага, с одной стороны, считал, что он не заключает в себе какого либо особого образа действия. Человек должен поклоняться синтоистским богам и исполнять все обряды, уважать вышестоящих, исполнять то, что надлежит в соответствии со своим социальным положением, следовать принятым нормам поведения.

С другой же стороны, он рассматривал естественный путь – как жизнь в соответствии с замыслом богов. В своих работах он неоднократно писал, что все, существующие в мире, все поступки людей представляют собой деяние богов как хороших, так и плохих. Поэтому «не только люди, но и всё в этом мире не может быть только хорошим, обязательно рядом существует и плохое», - именно поэтому, писал он далее, - «…людей не следует поучать слишком сурово, вплоть до того, чтобы плохих людей не осталось совсем. Исправление и ограничение поведения человека вплоть до мелочей не соответствует божественному замыслу и, следовательно, не принесёт большой пользы»27.

Так как все поступки людей определены богами, в синтоистской традиции частично снимается личная ответственность человека за проступок. Во всех проступках нет сугубо человеческого умысла. Человек не может постигнуть всего происходящего вокруг, глубинный смысл всего сущего, так как это лежит вне пределов его возможностей. Как писал Норинага, он никогда и ни в чём не может поступать на основе суждений собственного ограниченного ума. Он лишь может исполнять то, что ему надлежит исполнять, руководствуясь своим «истинным сердцем», которое будет играть роль врождённого морального компаса. Главным становится не причина, или мотив, а результат. Нужно не искать виноватого, а устранять последствия. Поэтому тяжесть вины будет определяться не степенью виновности совершившего проступка, а тем насколько он смог исправить, либо пытался не допустить нежелательную ситуацию. Личная ответственность, вина как бы вторичны, это скорее ответственность не за результат, а за непринятые своевременно меры. В этом японская мораль будет принципиально отличаться от европейского понимания «преступления и наказания», вины, раскаяния и многих других этических категорий. Интересно, что с развитием этической системы и конфуцианство, и буддизм, будут наполнять нравственные понятия новым содержанием, оказывать серьёзное влияние на структуру морального сознания японского общества, но схема решения проблемы, и отношение к системе проступок-наказание в основном останется синтоистской.

Исходя из вышесказанного, можно предположить, что если глубже задуматься над требованием естественного существования, то это не только пожелание совершать поступки, полагаясь на свою «естественную нравственность», а, возможно, в большей мере требование адекватной реакции на ту или иную жизненную ситуацию. Вовремя провести обряд очищения, во время принять определённые меры для избежания негативных последствий своего поступка и т.п.

Рассмотрев основные особенности синтоистской составляющей японской культуры можно сделать следующие выводы. Хотя синто и не формирует никакого конкретного свода моральных правил и предписаний, тем не менее, именно синто задаст вектор нравственному сознанию японского этоса. Культ предков, идея божественного происхождения японской нации будут формировать такие характерные черты японского этоса как уважение к старшим, сплочённость, глубокое осознание своей самобытности и уникальности.

Из моральных установок, присущих именно синтоистской традиции, наиболее существенными являются требование следовать естественному порядку вещей и соблюдать чистоту. При этом в культуре не проводилось различия между чистотой физической и духовной. Все остальные моральные категории, так или иначе, связанны с требованием чистоты и чаще всего не имеют чёткого истолкования и оформления в синтоизме.

Синто закладывает основу, общие установления по поводу того каким должно быть общество и человек, формирует адекватность и устойчивость моральных установок японского общества. Но что конкретно надлежит делать человеку, чётко не проговаривалось, так как в этом не было необходимости, ведь эти знания человек приобретал вместе с появлением на свет. Поэтому, конечно, по мере развития и усложнения социальных отношений в японском обществе потребовалась более чёткая регламентация поведения. Роль решения конкретных этических задач возьмут на себя конфуцианство и буддизм.


1 Накорчевский А.А. Синто. – СПб., 2003. – С. 24.
2 Минору Сонода. Мир синто. – М., 2001. – С. 7.
3 Молодякова Э.В. Синто в послевоенные годы // Синто – путь японских богов. – СПб., 2002. – Т.1. – С. 347.
4 Накорчевский А.А. Синто. – СПб., 2003. – С. 39.
5 Цит. по: Ерёмин В.Н. Синто в наши дни // Синто – путь японских богов. – СПб., 2002. – Т.1. – С. 355.
6 Цит. высказывания Ото Мотонори по: Ерёмин В.Н. Синто в наши дни // Синто – путь японских богов. – СПб., 2002. – Т.1. – С. 355.
7 Эрхарт Х.Б. Религиозные традиции Японии. – С. 545.
8 Хэрн Л. Душа Японии. – М., 1997. – С. 307.
9 Минору Сонода. Мир синто. – М., 2001. – С. 69-70.
10 Там же. – С. 31.
11 Там же. – С. 21.
12 Хэрн Л. Душа Японии. – М., 1997. – С. 299.
13 Курс лекций главы Международного научного общества исследователей синто, профессора В.Н. Ерёмина «Синто и его влияние на японскую культуру» были прослушаны автором в октябре 2001 года, в Новосибирском государственном пе-дагогическом университете.
14 Фёдоров Н.Ф. Из «Философии общего дела». – Новосибирск, 1993. – С. 13.
15 Там же. – С. 86.
16 Григорьева Т.П. Красотой Японии рождённый. – М., 2005. – С. 290.
17 Там же. – С. 273.
18 Мещеряков А.Н. Древняя Япония: культура и текст. – М., 1991. – С. 155.
19 Сэнсом Дж.Б. Япония: Краткая история культуры. – СПб., 1999. – С. 59.
20 Накорчевский А.А. Синто. – СПб., 2003. – С. 153-154.
21 Пронников В.А., Ладанов И.Д. Японцы (этнопсихологические очерки). – М., 1996. – С. 85.
22 Накорчевский А.А. Синто. – СПб., 2003. – С. 156.
23 Там же. – С. 177.
24 Сэммё. Указы древних императоров // Синто – путь японских богов. – СПб., 2002. – Т. 2. – С. 135.
25 Накорчевский А.А. Синто. – СПб., 2003. – С. 180.
26 Норинага Мотоори. Душа бога Наоби // Синто – путь японских богов. – СПб., 2002. – Т. 2. – С. 254.
27 Там же. – С. 275.
Сайт управляется системой uCoz